– А что вам вообще дал спорт, помимо медалей?
– Больше всего мне в жизни дал даже не спорт, как таковой, а то, что я попал к Татьяне Анатольевне Тарасовой. Без нее все мое катание могло закончиться еще в 1976 году. У Тарасовой мы с Наташей работали по десять часов в день до полуобморочного состояния, умирая после каждого тренировочного дня. Именно тогда лично ко мне пришло умение во-первых, терпеть, во-вторых, распределять силы наиболее рациональным образом. В театре я, считайте, с 1989 года, и все, что до сих пор делаю на льду, это те, прежние тренировки и тот запас.
Не будь у меня такого фундамента, думаю, давным давно закончил бы с карьерой артиста. Понятно, что ноги уже "старые". Но работают же? Мне нравится, когда в театр приходит публика, нравится работать с профессионалами. Вообще нравится смотреть на людей, которые делают свою работу с удовольствием. К сожалению, в фигурном катании сейчас не так много спортсменов, про которых можно сказать, что они получают удовольствие, выступая и соревнуясь.
– А вы с Бестемьяновой получали?
– Под конец карьеры – да. Сначала все было слишком на пределе.
* * *
– На протяжении тех лет, что продолжалась ваша тренировочная каторга, вы хотя бы иногда задавали себе вопрос: "Ради чего?" Ради чего вы безропотно терпели нагрузки, боль, стрессы, а порой и унижения?
– Ради первого места.
– Которым всегда была одержима Татьяна Анатольевна?
– У нас с Наташей был точно такой же настрой. Даже в те времена, когда мы пробивались с уровня третьей пары сборной и понимали, что уже во многом, чтобы не сказать во всем, отстаем от Джейн Торвилл и Кристофера Дина. Вместо того, чтобы думать о борьбе с ними, мы довольно долго и достаточно бессмысленно тратили силы на борьбу внутри собственной страны.
– Вы когда-нибудь разговаривали об этом с собственным сыном (Иван Букин – бронзовый призер чемпионата Европы в паре с Александрой Степановой – прим. Е.В.)? Объясняли ему, что золотые медали стоят всех этих жертв? Или, как многие "звездные" родители, вообще не были сторонником того, чтобы ребенок шел в большой спорт?
– Если честно, то поначалу Ванькино фигурное катание было каторгой и для него, и для нас с Леной (супруга Букина – известная фигуристка Елена Васюкова. – Прим. Е.В.). Он категорически не хотел кататься. Но бабушка, невзирая на наши возражения, задалась целью вырастить из него фигуриста.
Сам Иван делал тогда все возможное, чтобы не ходить на тренировки. В бассейн он лететь был готов. А на каток – тут же начинала болеть голова, живот, горло... Первый позитивный сдвиг произошел, когда мы все вместе были на сборе в Латвии. Ваньке было лет десять, и на одной из тренировок он вдруг прыгнул все двойные прыжки. По меркам фигурного катания это совсем поздно. В десять лет мальчики уже вовсю прыгают тройные. Но дело не в этом. В глазах сына я тогда вдруг впервые увидел азарт. Ему понравилось, что у него начало получаться. Вот тогда он начал относиться к тренировкам уже иначе.
Другой вопрос, что он не годился для одиночного катания в принципе – боялся упасть и из-за этого не шел на более сложные прыжки. Точнее, шел, но недокручивал – ради того, чтобы приземлиться на ноги. А вот в танцах он мог быть на своем месте. Дело в том, что его первый тренер Андрей Олехов очень правильно учил детей скольжению, ставил им конек. Учить этому сложно, нельзя торопить ребенка с прыжками. Но благодаря той работе Ванька, не очень хорошо прыгая, всегда ехал быстрее всех.
Поэтому когда нам предложили поставить Ивана в пару с Леной Ильиных, мы тут же согласились. Просто поняли, что второй раз так вряд ли повезет – парню, который вообще не знает, с какой стороны подойти к девочке, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней, получить столь роскошную в танцевальном плане партнершу. То, что Ильиных – потрясающая партнерша, было ясно уже тогда, когда ей было десять лет.
Первые три месяца, пока я сам работал с ребятами, мама Лены, знаю, сильно обижалась на меня за то, что я почти не занимаюсь с ее дочерью. Я же изо всех сил старался воспитать в Ваньке "партнера". Чтобы он начал кататься в паре, делать элементы, а не стоял столбом перед партнершей, то краснея, то бледнея.
До сих пор, кстати, благодарен судьбе за то, что Лену и Ваню взяли к себе в группу Ира Жук и Саша Свинин и за год сделали из них пару.
– Почему же ребята расстались?
– Маме Лены постоянно казалось, что тренеры уделяют паре мало времени. На самом деле это было нормально: Ира с Сашей тогда готовили к Олимпиаде в Турине Яну Хохлову и Сергея Новицкого, понятно, что все силы уходили именно на этот дуэт, и было вообще не до юниоров. Но Лиля, тем не менее, предложила уйти к другим наставникам, в смысле – чтобы Лена с Ваней ушли вместе. Мы отказались. Я не видел, если честно, более предпочтительных тренерских "вариантов". Не говоря уже о том, что мне всегда нравилось, как работают Жук и Свинин.
– И были вынуждены в связи с этим искать для сына новую партнершу?
– Да. Это оказалось сложнее, чем мы себе представляли. Лена ушла 16 сентября. Я почему запомнил, это был день рождения Ивана. А Саша появилась только в феврале. То есть несколько месяцев мы пытались найти подходящую партнершу всем миром. А потом нам позвонил из Санкт-Петербурга знакомый и сказал, что девочка, похоже, есть. И предложил нам посмотреть на Степанову.
* * *
– Вы никогда не опасались, что Иван может не выдержать груза, какой неизменно ложится на детей знаменитых родителей, если они выбирают для себя ту же сферу деятельности?
– С этим у нас никогда не было проблем. Но были другие. Пока Ваня был маленьким, Жук и Свинин часто бывали у нас в доме и были для него друзьями. Он с ними с детства играл. И реально не понимал поначалу, почему вдруг их стало нужно называть по имени-отчеству.
Что до шлейфа родительских заслуг, я сразу постарался объяснить сыну, что в своей жизни он должен рассчитывать только на себя. На свою голову и свои руки-ноги. Если я чем и могу помочь, то только советом. И то, если сын этого совета попросит. Мы с Леной не так часто приходим на каток, я, например, еще не видел новых программ, не слышал музыку, хотя знаю, какая она.
– Это принципиальная позиция – не вмешиваться?
– Да. Мои родители тоже никогда не вмешивались в тренировочный процесс. Когда я говорю об этом, мне, правда, никто не верит. Почему-то многие считают, что я занимаюсь исключительно тем, что хожу по высоким кабинетам и открываю ногой дверь. Да, мы много лет дружим с Александром Горшковым. Но, клянусь, я ни разу в жизни не говорил с ним ни о Ване, ни о Саше. Считаю, что как будет у ребят складываться – так и будет.
– Современный информационный мир, тем не менее, устроен так, что вас все равно будут обсуждать и додумывать за вас мотивы ваших поступков и высказываний.
– Да уж помню, как после чемпионата мира фанаты на все лады склоняли в социальных сетях Наташу Бестемьянову, когда она назвала одну из фигуристок толстой. Но мы-то – профессионалы. Поэтому в отличие от многих имеем право так говорить и понимаем, о чем идет речь.
Могу объяснить вам, как партнер, что такое лишние 200 граммов у девочки. Это вес, который реально ощущается на льду и реально мешает работать. Слишком тонкие ощущения, сложная координация. Отработать тот или иной элемент до абсолютной стабильности можно лишь в том случае, когда вес обоих фигуристов тоже стабилен. Особенно это критично, если партнер не очень крупный. Можно сколько угодно говорить о тренировочном прогрессе, но этот прогресс никогда не будет по-настоящему заметен, если танцор вынужден работать с "большим" телом. Когда он только заходит на поддержку, а на лице уже написано, как ему сейчас будет тяжело.
С Ваней же я иногда делюсь какими-то секретами – как сделать то или иное движение так, чтобы работать с партнершей стало максимально удобно. Ведь когда удобно, движения сразу начинают выглядеть гораздо легче и красивее.
– Когда вы выступали с Бестемьяновой, в вас неизменно чувствовалась очень сильная энергетика, заряженность на борьбу. Не находите, что именно этого качества пока не хватает Степановой/Букину?
– Расскажу вам один секрет. Когда Саша переехала из Питера в Москву, она первое время жила у нас дома. И была до такой степени тихой и незаметной, что я даже стал требовать от нее разговаривать громче и энергичнее. А потом как-то увидел, как она танцует. И понял, что внутри у этой девочки – сумасшедшие резервы эмоций и артистизма. Просто воспитана она таким образом, что очень боится обидеть людей неосторожным словом или поступком. Ей проще промолчать, чем сделать кому-то замечание.
* * *
– Должно ли вообще быть в спортсмене желание разорвать соперника?
– Это желание должно быть соразмерно технической готовности. На одной эмоциональности, открыв рот и оскалившись, ты никуда не уедешь, особенно при современных требованиям к элементам. Почему, например, всегда считались таким сложным испытанием открытые прокаты? Потому что ты сам еще не знаешь, как катать программу. Где прибавить, где успеть отдохнуть. В конце сезона спортсмен уже едет совершенно иначе. И может позволить себе гораздо больше эмоций.
А поначалу любая лишняя эмоция – это потенциальная ошибка. Что толку с того, что партнерша заходя на поддержку в два раза амплитуднее махнула ногой, если ее партнер к такому не готов? На соревнованиях вообще никогда не нужно стараться прыгать выше головы. Там нужно сделать ровно то, что ты изо дня в день делал в тренировках.
Другой вопрос, что тренироваться нужно так, словно ты каждый день выходишь на ответственный старт.
– Вы с Бестемьяновой тоже моделировали тренировки под старты?
– Нам очень и совершенно неожиданно помогла в этом отношении Мила Пахомова (Людмила Пахомова – первая советская олимпийская чемпионка в танцах на льду – прим. Е.В.). У нее уже была своя школа, а к нам на тренировку она пришла по просьбе Тарасовой – сама Татьяна Анатольевна должна была куда-то уехать. Мы размялись, ждали тренера, а Милы все не было и не было. И мы решили сделали прокат программы, не дожидаясь ее прихода.
Когда Пахомова появилась на катке, мы расстроенно сказали ей, что уже все отработали. А она спокойно вдруг говорит: "Сделайте программу еще раз – для меня. Очень хочется посмотреть".
Для нас с Наташей это был шок. По тем временам нам вообще не приходило в голову, что на одной тренировке можно прокатать программу целиком больше одного раза. Но не отказывать же было?
Самое удивительное, что второй прокат получился заметно лучше первого. А мы с тех самых пор поняли, что можно делать и по два проката подряд, и по три – программа от этого только становится лучше. А уж прокатать один раз – вообще ерунда.
– Меня тем не менее весь прошлый сезон не отпускало чувство, что Степанова и Букин оказались внутренне не готовы к тому, чтобы бороться за позицию первого дуэта страны.
– Тут, как мне кажется, дело в другом. Точно такая ситуация была в свое время у нас с Бестемьяновой. Мы ведь тоже реально могли бороться с Линичук/Карпоносовым и Моисеевой/Миненковым. Но считались третьей парой. Поэтому ни о какой реальной борьбе речи не шло изначально.
Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что при более благоприятном стечении обстоятельств – если бы не случилось ошибки на чемпионате мира – Ваня с Сашей вполне могли закончить сезон несколько ближе к дуэту, который будет портить нам кровь все те три года, что остались до Олимпийских игр. Ведь бороться-то предстоит именно с ними. Причем как минимум два олимпийских цикла
– Имеете в виду Габриэлу Пападакис/Гийома Сизерона?
– Конечно.
– А чем вам нравятся французы?
– Скачком, который они сумели совершить за год. Очень "кантиленной" программой, где одно движение вытекает из другого. Чем-то они напоминают мне Торвилл и Дина. И там и там сделан явный акцент на партнера. Партнерша же просто помогает ему быть ярче.
Мне было бы очень интересно увидеть Пападакис/Сизерона в этом сезоне. В прошлом году они стопроцентно попали в программу – как Торвилл и Дин со своим "Болеро". Совпало все: постановка, техника, исполнение.
Остальные иностранные пары не кажутся мне интересными в принципе. Скорее я допущу, что у того же Игоря Шпильбанда появится новый интересный канадский или американский дуэт, нежели поверю в перспективы нынешних лидеров этих стран. Французов им уже не опередить. Ни им, ни итальянцам. Время ушло.
– Вы сейчас рассуждаете стратегически, как было принято во времена ваших выступлений.
– Конечно.
– С этой точки зрения вам не кажется странным, что после Игр в Сочи российская федерация фигурного катания позволила распасться дуэту Ильиных и Никиты Кацалапова?
– До сих пор считаю, что это самая большая совместная неудача этой пары. Лена и Никита должны были кататься вместе, какими бы ни были проблемы во взаимоотношениях. Сами посудите, мы сейчас смотрим на две возникшие новые пары и рассуждаем, что нам в них нравится, а что нет, насколько они подходят друг другу. А Ильиных и Кацалапов изначально были идеальными партнерами друг для друга. При всех прочих сложностях.
Я не лезу в тонкости тренировочного процесса, как никогда не лез к собственному сыну. Сужу, как сторонний зритель. Для меня Ильиных и Кацалапов всегда были интересны. Очень. Независимо от того, в каком состоянии они выходили на старт. При этом, согласитесь, ни у кого вообще не возникало вопроса, кто должен считаться первой парой страны.
* * *
– Вы никогда не хотели работать в спорте, а не в театре?
– Нет. В свое время мы с Наташей довольно много ездили по миру с семинарами, ставили программы. Сейчас это не так интересно. Я могу, разумеется, поставить программу, но заранее представляю, какой она окажется в итоге. Не потому, что тренер не уважает мою работу, а в силу элементарной реальности: в постановку ведь надо впихнуть определенное количество технических элементов, причем так, чтобы все они имели четвертый уровень сложности. А мне не интересны элементы и уровни. Мне интересны идеи.
– Как у французов?
– Если хотите – да. Их программу смотришь и не думаешь ни об элементах, ни о шагах – настолько все мягенько, чистенько, удобно, ловко и красиво. Хотя мне, безусловно, очень жаль, что Саша Степанова ошиблась на чемпионате мира. Если бы элемент сорвал Ваня, я бы не удивился, наверное. Разве что вздохнул бы мысленно: "Ну да, это – наш Ваня". От Саши с ее совершенно выдающейся внутренней организацией я точно такого не ожидал.
Но ничего страшного – тоже урок. Не так просто бывает вообще попасть на пьедестал. Тем более – с первого раза. Когда ребята стали третьими на чемпионате Европы, наша Малаховка, полагаю, часов до пяти утра стояла на ушах – так громко я орал от восторга.
– При этом вы не ходите на тренировки сына, не интересуетесь программами.
– Конечно же, мне интересно это увидеть. Но боюсь. Боюсь, что мне что-то не понравится, а сказать об этом я не смогу.
– Почему?
– Потому что мир фигурного катания таков, что неприятные вещи тебе обязательно скажут другие. Зачем же в этом буду участвовать еще и я?
– Как человек, который столько лет провел на сцене, вы наверняка не раз слышали высказывание о том, что можно танцевать и в семьдесят лет, но в 70 не нужно на это смотреть.
– Категорически согласен! Полностью! Мне уже под 60 и я прекрасно отдаю себе отчет в том, что смотреть на меня на сцене невозможно. Когда вижу свое катание в записи, ужасно расстраиваюсь: спины нет, руки болтаются, на ногах не сижу...
– Зачем же тогда?
– Ради тех, кто приходит на спектакль и платит деньги за то, чтобы увидеть, как катаются Бестемьянова и Букин. Ради того, чтобы хоть немножко продлить ощущение молодости. Понятно, что старость все равно возьмет свое, что с каждым годом все болит сильнее и сильнее. Когда мы с Наташей брали для себя тренировочный лед на одном из катков, все, кто там занимался, с ужасом смотрели на то, как я, кряхтя, надеваю в раздевалке специальный пояс, наколенники, голеностопники, как полчаса шнурую ботинки и еще столько же времени пытаюсь разогнуть спину, чтобы встать на ноги. Наверное думали, что я сейчас выйду на лед и рассыплюсь там на части, как железный дровосек. А мы вдруг поехали – решили вспомнить кусочек из своей старой программы. Как нам аплодировали...
– И плевать, что скажут другие?
– Конечно. Кататься – это такой кайф!