– Сочи – такое место теперь особенное, – вздыхает моя собеседница. – После Олимпиады я здесь уже второй раз, до этого выступала осенью на Кубке России. Как только попадаю на этот каток, сразу столько воспоминаний накатывает: как прилетели на Игры, как заселились в Олимпийскую деревню, как я выходила на лед катать произвольную программу, а зал орал, гудел, топал...
– Олимпийские чемпионы нередко говорят, вспоминая победу, что предчувствовали ее. У вас было подобное?
– Утром ничего особенного не чувствовала. После тренировки вдруг начала сильно волноваться, хотя сама тренировка прошла очень хорошо. Потом погуляла, легла днем спать. А проснувшись, с удивлением поняла, что совершенно спокойна. Словно и не на Олимпийских играх выступаю. Это было даже странно. Все предыдущие дни я жила с ощущением, что Олимпиада – это совершенно особенный праздник. А в решающий день ощущение праздника вдруг исчезло. Все стало как-то очень обыкновенно. Но как раз тогда я как-то сразу поняла, что все будет хорошо.
– Странно, что вы говорите об Играх как о празднике – если вспомнить все то, через что вам довелось пройти до выступления.
– Мне не очень хочется это вспоминать. Конечно, в какие-то моменты было очень тяжело. Но, видимо, стоило все это пережить, чтобы самой понять, насколько я сильный человек, насколько способна бороться с обстоятельствами и способна ли вообще за столь короткое время снова привести себя в порядок.
– А потом вы не поехали на чемпионат мира в Саитаму. Не жалели впоследствии о том решении?
– Я ведь собиралась ехать в Японию, планировала это. После Игр съездила на шоу, где полностью откатала обе своих программы – чтобы продолжать держать себя в форме. Потом вернулась домой, возобновила тренировки, а несколько дней спустя вдруг почувствовала, что наступила резкая усталость. Видимо, позитивных эмоций, полученных после победы на Олимпийских играх, какое-то время хватало, чтобы продолжать кататься, ощущая при этом подъем. А потом они как-то враз закончились. Не хочу сказать, что у меня испортилось настроение или пропало желание тренироваться. Просто внутри образовалась абсолютная пустота.
– Это сильно напугало?
– Да, очень. Я не могла понять, что со мной происходит. Делилась своими ощущениями с мамой, с тренером. Они объясняли, что это нормально, когда после невероятного эмоционального взлета наступает столь же сильный спад. Но все равно было не по себе. Может быть, потому, что при всей послеолимпийской эйфории я так и не успела осознать, что произошло. Слишком быстро и неожиданно все случилось.
– Что изменила олимпийская победа в вашей жизни?
– Она во всех отношениях изменила всю мою жизнь. Начиная от того, что меня везде стали узнавать.
– Это не напрягает?
– Нет. Иногда внимания бывает действительно слишком много, но... Нет. Я всегда хотела этого. С детства. Глупо, да? Но мое детское представление о счастье было именно таким: я куда-то прихожу, и все знают, кто я такая.
– А как эта мечта была связана с Олимпийскими играми?
– Ну, это был целый клубок различных желаний, который копился с тех времен, когда я была совсем маленькой: подержать в руках золотую олимпийскую медаль, постоять на пьедестале, послушать гимн, спеть его. Чтобы это увидели во всем мире. Мне казалось: если когда-нибудь со мной такое случится, то можно будет считать, что жизнь прожита не зря.
– Наверное, сейчас приятно понимать и то, что с финансовой точки зрения вы можете позволить себе многое?
– Как раз к деньгам мое отношение не изменилось. Я ими не разбрасываюсь. И никогда не разбрасывалась. Более того, раньше случалось, что я долго копила на какую-то вещь, мечтала, как когда-нибудь ее куплю, а сейчас вроде могу пойти в магазин и купить все, что хочется, но уже мысленно задаю себе вопрос: а так ли уж сильно мне это нужно? И совершенно спокойно отказываюсь от чего-то.
– Вы во многом отказывали себе в олимпийском сезоне. Чего сильнее всего хотелось, когда он закончился?
– Вкусного. Просто на самих Играх вышло странно. Я долго мечтала о том, как после выступления пойду в "Макдональдс", предвкушала этот момент. А соревнования закончились, и я вдруг поняла, что вообще ничего не хочу. Уже потом, когда вернулась домой в Москву, мама специально для меня сделала мой любимый торт. И вот это ощущение, что ты можешь позволить себе не крошечный кусочек, а такой, настоящий, громадный кусище и съесть его – это было та-а-ак здорово и вкусно!
Понятно, что я поправилась, пока отдыхала. Потом пришлось снова брать себя в руки, сбрасывать набранный вес.
– Выиграв Олимпиаду, вы хоть немного колебались, прежде чем принять решение продолжать кататься?
– Сначала я хотела просто от всего отдохнуть. Ничего не делать хотя бы месяц. Не ходить на каток, не видеть лед. При этом у меня и мысли не было пропускать сезон. К тому же я быстро поняла, что целый месяц ничего не делать – это плохая идея. Особенно если отдыхать на каком-нибудь курорте в режиме "все включено". Слишком долго и мучительно придется потом возвращать себя в рабочее состояние.
– А зачем вам продолжать кататься? Главный титул завоеван, можно пойти учиться, начать совершенно другую жизнь. Уверена, что многие люди, глядя на вас, думают сейчас именно так.
– Не знаю, как ответить. Дело даже не в том, что фигурное катание составляло и продолжает составлять всю мою жизнь, от которой трудно отказаться. Мне всегда очень хотелось понять: что такого есть в олимпийской победе, что заставляет совсем молодых спортсменов уходить из спорта? Я ведь точно знала, когда выиграла, что не хочу уходить. И уж тем более не хочу уйти так, как сделала это Тара Липински. Хотя понять ее могу. Это очень большой груз ответственности – продолжать кататься и выступать, когда на тебя не просто смотрят миллионы людей, но обсуждают каждый твой поступок, твою спортивную форму, твой внешний вид, твои результаты.
– Вы уже успели все это почувствовать на себе?
– Я все-таки постарше. А Таре, когда она выиграла Олимпиаду, было 15 лет. Да возьмите ту же Юлю Липницкую – ей сейчас всего 16. Чуть что-то пошло не так, со всех сторон посыпались упреки. Мол, Юля уже не та, что была год назад, не такая уж "железная"... А люди никогда не бывают железными. Они – просто люди. И всем нужна поддержка.
Я понимаю, что у всех свои болельщики, что для кого-то лучше всех Юля, или Аня, или Лена. Но это же не повод желать всем остальным зла? Мы все работаем очень много и тяжело. Все хотим добиться результата и, наверное, далеко не всегда заслуживаем того, что на нас порой выливается.
– Вы боитесь начать проигрывать?
– Нет. Более того, я прекрасно понимаю, что невозможно выигрывать все соревнования подряд. И никакая другая спортсменка этого не сможет. У всех будут и взлеты, и падения – это нормально. Главное, чтобы рядом были те, кто верит и поддерживает. Вот это действительно важно. Все остальное – ерунда.
– Как случилось, что вы получили столь серьезную травму?
– Когда я вернулась с этапа Кубка мира из Сочи и начала тренироваться уже в полную силу, то почувствовала, как быстро все начинает получаться. Это придало сил – сразу захотелось кататься и чтобы побыстрее начались уже серьезные соревнования.
На том турнире в Сочи я ужасно нервничала. Возможно, сказалось то, что после Олимпиады это был мой первый старт, или просто появилась дополнительная ответственность, но ощущения перед выходом на короткую программу были просто ужасными. Внутри все сжалось в комок, и я совершенно ничего не могла с этим поделать. При этом головой я прекрасно понимала всю нелепость ситуации: прошла в своей жизни уже столько самых разных турниров, включая Олимпийские игры, а здесь собираюсь соревноваться с детьми и при этом трясусь от волнения.
В произвольной программе такого уже не было. Но из-за того, что у меня болела подвернутая нога, мы катали в Сочи облегченный вариант, а прыгать сложные каскады начали только в Москве. Успели восстановить флип-тулуп, лутц-риттбергер, и с каждой тренировкой я чувствовала себя все лучше и лучше. Наверное, в какой-то момент просто перепрыгала. И нога снова стала болеть.
Как раз тогда Елена Германовна (Буянова. – Прим. "СЭ") уехала с Максимом Ковтуном на этап "Гран-при" в Шанхай, у меня же по плану стоял прокат произвольной программы со всеми прыжками. То, что с ногой не все в порядке, я поняла еще на разминке. Даже растерялась. Стала думать, что если откажусь от проката, тренеры могут решить, что я не готова его сделать. А если пойду кататься, то непонятно, что будет с ногой.
В общем, решила, что должна во что бы то ни стало прокатать программу. Чтобы ни у кого даже мысли не появилось, что со мной что-то не так. Вот и прокатала... Устроила себе каникулы.
– Вы сказали, что только после этапа в Сочи по-настоящему почувствовали желание кататься. Получается, до этого приходилось себя заставлять?
– Тяжело было снова начинать прыгать. Я постоянно сама себе говорила, что это нужно, что без сложных каскадов бессмысленно вообще выходить на лед. Наверное, это тоже было нормально – дольше обычного втягиваться в работу. Все-таки олимпийский сезон получился у меня слишком тяжелым.
– Все то время, что пришлось провести в гипсе, вы хоть в какой-то степени тренировались?
– Не то слово! Я, можно сказать, не вылезала с катка – проводила на нем гораздо больше времени, чем когда была здорова. Просто большую часть работы приходилось выполнять лежа. Даже хореографией лежа занималась. Ну да, не могла стоять на травмированной ноге. Но махи всевозможные я ведь могла и лежа делать? А когда первый раз вышла на лед, поняла, что так соскучилась, что не могу остановиться. Мне даже папа от борта закричал в тот момент: "Тише! Аккуратнее!" А я то мчалась, сломя голову, то останавливалась и начинала щупать лед руками.
Нагонялась я тогда так, что долго не могла отдышаться. Дорвалась...
– На чемпионат России вы приехали, чтобы просто посмотреть на других?
– Не только. И чтобы тренироваться тоже, раз уж здесь находится вся наша команда.
– Сколько времени, по вашим ощущениям, может потребоваться на то, чтобы полностью восстановить былую форму?
– Даже загадывать ничего на этот счет не хочу – назагадывалась уже совсем недавно. Зачем же повторять ошибки? Сейчас просто делаю все, что могу, получая удовольствие от каждого дня работы. А там – как сложится.
– Ощущения от собственного катания остались прежними или изменились?
– Сама я стараюсь, чтобы они были прежними. Такими, как после Игр. Все-таки летом я довольно много выступала в шоу, и после предсезонных прокатов многие специалисты говорили, что мое катание стало гораздо более мощным и выразительным. Слышать это было приятно. Поэтому и хочется сохранить какие-то качества, развить их еще больше. Чтобы катание стало таким же красивым, как у Каролины Костнер.
– Ее катание вас чем-то особенно подкупает?
– Да. Мягкостью, чувственностью. Каждый раз, когда я вживую видела, как катается Каролина, для меня переставало существовать все остальное. Я переставала слышать, что происходило вокруг, переставала замечать проходящих мимо людей – смотрела на лед, как загипнотизированная. Мне очень хочется, чтобы когда-нибудь кто-то так же начал смотреть и на меня. На то, как я катаюсь.
* * *
– За выступлениями соперниц в "Гран-при" вы следили?
– Не очень. Это расстраивает, когда не катаешься сам. Финал я все-таки решила посмотреть, даже поставила будильник, чтобы не пропустить произвольную программу девочек. И не услышала – проснулась, когда соревнования уже закончились. Успела увидеть только табличку с итоговыми результатами.
– Как много времени и сил отнимает у вас сейчас то, что принято называть светской жизнью?
– Я соглашаюсь далеко не на все предложения и приглашения: все-таки тяжело быть постоянно на виду, перед камерой, в хорошем настроении и так далее. Хотя меня это не раздражает, скорее, интересно постоянно пробовать себя в чем-то новом. Взять те же фотосессии: благодаря им я стала лучше понимать саму себя – как могу выглядеть, какой образ нравится мне больше, как можно экспериментировать с макияжем, с прической, с одеждой. Очень понравилось петь. Я даже поймала себя на мысли, что мне было бы интересно серьезно заняться вокалом. Это ведь тоже определенное усилие над собой – запеть вслух. Но это так классно – открывать в себе какие-то качества, о существовании которых никогда раньше не подозревал.
– Знаю, что после Игр вы заключили контракт с известной спортивной фирмой. Это накладывает на вас какие-то обязательства?
– Не очень большие. В рамках этого контракта я ненадолго съездила в Нью-Йорк – приняла участие в презентации новой линии спортивной одежды. Но это – тоже удовольствие. Тем более что о поездке в Нью-Йорк я мечтала много лет. Очень хотелось увидеть, как выглядит город, о котором постоянно говорят в мире.
– При вашем стремлении ко всему новому, никогда не хотелось попробовать себя в парном катании или танцах?
– Так я уже попробовала. Сначала на сборах – танцевала в паре с Максимом Завозиным, а потом мы как-то оказались на шоу с Татьяной Волосожар и Максимом Траньковым, и я уговорила Макса попробовать сделать со мной одинарный выброс риттбергер.
– Неужели не было страшно?
– Страшновато, конечно. Но интерес пересилил. Я изо всех сил убеждала себя, что это не Макс меня бросает, а я как бы сама прыгаю. Все равно ощущение было такое, словно меня подбросили на два метра в высоту. Но как-то приземлилась – хоть и на две ноги.
– Не жалко вам будет снова замыкать свою жизнь в рамки катка, когда начнутся полноценные тренировки?
– Мне кажется, олимпийский титул просто обязывает человека успевать делать всё. Во всяком случае, мне нравится думать о том, что у меня это получится. Да и вообще все в жизни получится, если уж сумела выиграть Олимпиаду.
– И чтобы вас ставили в пример маленьким детям?
– Это очень приятно, кстати. Совсем недавно мне довелось попробовать себя в роли тренера – работала с детишками на катке ЦСКА. Мне понравилось. Главное ведь не в том, чтобы меня ставили кому-то в пример. А в том, чтобы, глядя на меня, эти детки сами задумались: нужно им фигурное катание или нет. И хотят ли они добиться олимпийской победы. Потому что если нет – то не нужно и начинать. Заниматься большим спортом, не имея цели, – только здоровье себе портить.