В назначенное время я была на "Круглом".
– Очень рада на самом деле, что вы возобновили работу с Комовой и все, как говорится, вернулось на круги своя.
– Не будем зарекаться. Хотя, с моей точки зрения, это был просто рабочий момент. Бывает, что дети и в двадцать лет чудят. Ничего страшного. Сам я из-за этого даже не волновался.
– Как тренер вы наверняка знаете, в каком состоянии должна быть ваша ученица через год – в преддверии Олимпийских игр в Рио-де-Жанейро. Насколько большой путь предстоит пройти?
– Вика, безусловно, пока еще далека от своего лучшего состояния. С другой стороны, нам практически не приходится менять программы, которые были просчитаны и подготовлены еще к лондонской Олимпиаде. Нужно просто их восстановить и отшлифовать.
– Первые годы взрослой карьеры Комовой были более чем успешными: она стала вице-чемпионкой мира, завоевала абсолютное олимпийское серебро. Насколько, на ваш взгляд, она сумела реализовать свой максимум?
– Ну, о каком максимуме вообще можно говорить, если все медали – серебряные? Хотя сам я всегда относился к таким вещам философски. Проиграли? Значит, есть над чем работать. Более ранние успехи я вообще в расчет не беру. Там была детская гимнастика. Игрушки. Хотя основа для взрослых программ у Вики была подготовлена уже в том возрасте.
– Как Комова реагировала на то, что ее тело стало расти и меняться?
– Очень болезненно. Вика всегда была максималисткой. А тут разладилось все. Элементы, выносливость. Пытаешься продеть ноги между жердями, а они не продеваются, поскольку выросли. Надо было менять технику, добавлять физической готовности. Поэтому и психоз был, и ссоры, и слезы.
– Переучивать элементы, получается, пришлось с нуля?
– Нет, мы просто делали некоторые поправки. Смотрели, где нужно подкачать руки, где ноги, где спину – чтобы продолжать "таскать" свой вес на снарядах. Где удлинить разбег, где, напротив, укоротить его.
– В свое время тем же самым занимался Борис Пилкин, подбирая комбинации для Светланы Хоркиной.
– Борис Васильевич был уникальным тренером. Та гимнастика, что была во времена Хоркиной, если разобраться, ей вообще никак не подходила. Но они нашли выход. Все это проходило на моих глазах, и могу сказать, что Свете очень сильно повезло с тренером. Нам с Викой было проще. Ее старые программы идеально ложатся в новые правила.
– Не боялись, что за время этой борьбы на Комову могут просто махнуть рукой – как почти что махнули за год до Игр в Лондоне на Алию Мустафину?
– Как я говорю, наших оков у нас никто не отберет.
– А сама Вика не страдает от ощущения, что внимания к ней во время вынужденного перерыва в выступлениях стало меньше?
– Даже когда это внимание было велико, я не замечал, что оно Вике по душе. Если честно, ей всегда больше нравилось в сторонке постоять.
– Комова ведь не первая ваша спортсменка столь высокого уровня?
– Нет. До этого у нас с супругой были Светлана Бахтина (вице-чемпионка мира-1997 в командном первенстве. – Прим. Е.В.), Кристина Правдина (участница чемпионата мира–2007, сейчас выступает за сборную Азербайджана. – Прим. Е.В.). Вика появилась в группе, когда мы серьезно работали с Кристиной, и нам даже пришлось разделиться – жена в основном находилась на базе "Озеро Круглое", я же – с Комовой дома, в Воронеже.
– Она требовала к себе столько внимания?
– Дело тут не в ней, а во мне. Считаю, что подготовка спортсменки такого уровня требует сугубо индивидуального тренерского подхода. Алмазы не точат на конвейере.
– Другими словами, спарринг вашей спортсменке не нужен в принципе?
– Спарринга Комовой хватает в команде.
***
– После Игр в Лондоне много говорилось о том, что травмы и болезни, посыпавшиеся на женскую сборную в последние два года – следствие предолимпийских перегрузок.
– Я не сторонник такой точки зрения. Мы не форсировали подготовку. Если нужно было взять дополнительный отдых, брали его. Да и потом, не считать же закономерностью совершенно нелепую травму голеностопа, которую Вика получила после Игр, выходя из машины, и подвернув при этом ногу? Потом менингит этот злополучный, когда все врачи в один голос говорили, что возвращение в зал будет невероятным счастьем. Все-таки голова – это не мышцы и не связки. А гораздо серьезнее.
– Зачем же вы продолжали тренироваться в разгар всех этих напастей?
– А как иначе? После того, как Вика перенесла менингит, врачи сказали полгода вообще ничего не делать. Никаких нагрузок. Понятно, что мы старались принимать все рекомендации во внимание, но все равно продолжали приходить в зал, чтобы хоть как-то подвигаться. В гимнастике слишком быстро все уходит – навыки, координация. Травмировалась нога – снова полгода выпало. Даже потом, когда все удалось залечить, я видел, что Вика лишний раз даже наступить на эту ногу боится.
– В Лондоне, помню, ваша спортсменка вообще была настроена бросить гимнастику.
– Она просто слишком сильно расстроилась, проиграв. Да и порыва "все бросить" хватило минут на 15.
– Сейчас ваша главная задача сводится к тому, чтобы подготовить ученицу к октябрьскому чемпионату мира?
– Хотим восстановить программы в полном объеме уже к европейскому фестивалю, который пройдет в июне. Получится или нет – другой вопрос. Но планы именно такие.
– О каких снарядах вы сейчас ведете речь?
– О многоборье, разумеется. Никакую другую гимнастику я, если честно, вообще не признаю. Старая советская закалка, наверное. Но меня всегда учили именно тому, что гимнаст должен быть многоборцем.
– Кто в этом плане вызывает у вас наибольшее уважение?
– Американцы. Они все многоборцы, поэтому с ними так тяжело бороться. Еще Алия Мустафина – она очень большой молодец. Если говорить о Вике, ее наиболее сильная сторона – при том, что есть сильные снаряды – все равно многоборье. Там она всегда и выступает лучше, чем в отдельных финалах.
– Причину понять пробовали?
– Может быть, физических сил маловато, а может, просто тяжело психологически. Все-таки многоборье – длинная нагрузка. Там, кроме работы, ни о чем другом и думать-то не успеваешь. А финалов на отдельных снарядах приходится долго ждать, соответственно горят нервы. К тому же, чтобы получить медаль, комбинацию надо выполнить идеально. Ну, или эта комбинация должна быть выдающейся – как у американок опорный прыжок, где они способны побеждать даже с падениями.
– За счет чего, на ваш взгляд, сложилось это преимущество?
– Мне кажется, дело прежде всего в селекции. И в популярности вида спорта. В Америке какой город ни возьми – клуб на клубе стоит и клубом погоняет. За три месяца до начала национальных первенств там уже проданы все билеты. У нас же на трибуны без слез не взглянешь. И ведь не сказать, что наши тренеры слабее американских. Но в том же Воронеже нет никаких условий для нормальной работы. Женский зал годится только для маленьких детей. Снарядами он укомплектован достаточно хорошо, но в нем, мягко говоря, тесновато.
– Насколько сильно Комовой свойственно ориентироваться на то, как выступают соперницы, какие элементы делают в своих комбинациях?
– На это она вообще никогда не обращала внимания – всегда была занята только тем, чтобы максимально хорошо выполнить свою собственную работу. Не думаю, что сейчас в этом отношении что-то изменится. Я и сам не слишком интересуюсь тем, что покажут соперницы. Зачем?
***
– Когда вы только начинали свою тренерскую карьеру, сразу больше тяготели к работе с девочками?
– Я ведь начинал акробатом в женской команде – еще когда учился в институте. А к спортивной гимнастике вообще не имел никакого отношения. Так и остался женским тренером. Мне нравится. Работать с мальчишками вообще никогда не рвался.
– Но ведь наверняка следите за тем, что происходит в мужской гимнастике на той же перекладине?
– Посматриваю. Отмечаю, что и как можно перенести на женские брусья. Знаю, например, что китайские девочки пытаются делать на брусьях перелет Ковача – полтора сальто. Делают сальто Гингера. Просто на брусьях это страшнее – вторая жердь мешает. Может быть, со временем ее еще дальше отведут или выше поднимут. Поживем – увидим.
– На каком из снарядов вы видите наибольший простор для усложнения программ?
– Простора везде хватает. Сейчас такие ковры, что сами вверх выкидывают, как батут. Да и бревна тоже. Не то, что было раньше, когда по голой деревяшке ходили и обычный фляк супер-трюком считался. Коня на опорном прыжке тоже поменяли, мосты другими стали, более пружинящими. Можно делать мягче, жестче – как угодно под себя подгонять.
– Страшно после столь долгого перерыва возвращаться к соревнованиям?
– Вика побаивается – я это чувствую. В прошлом году мы с ней ездили с показательными выступлениями в Болгарию, так она сама призналась, что ее трясло так, как никогда в жизни. Но это нормально. Было бы куда более странным, если бы она не боялась. Понятно, что мы работаем и над этим тоже. Устраиваем контрольные прогоны программ, вносим элемент дополнительного стресса в тренировки – когда нужно выполнить комбинацию с ходу, не сорвав ни одного элемента. Понятно, что полноценные соревнования этим не заменишь, но другого варианта у нас нет.
– Когда спортсмен долгое время тренируется, но не выступает в соревнованиях, от этого, как мне кажется, сильно устает голова.
– Так и есть. Не исключаю, что именно это и привело нас с Викой к конфликту, о котором вы спросили в самой начале нашей беседы. Случился-то он, что называется, на ровном месте. Никаких предпосылок не было.
– Так уж и никаких?
– Ну, вы, женщины – народ своеобразный. Не поймешь сразу. Как бы то ни было, Вика вернулась в зал через два месяца. А сейчас работаем, словно и не было ничего. Хотя я с самого начала знал, что она вернется. Она – очень преданный человек. И на предательство неспособна.
– То есть мысли, что ученица может уйти к другому тренеру, вы не допускали в принципе?
– Нет.