"Я поступил в школу Тани и Максима на постоянную работу, хотя процесс тут кипит уже с открытия, - рассказал Урманов. - Пока у нас занимаются около 40 воспитанников из разных городов России. Но учеников постепенно прибавляется".
Урманов уверен, что школа олимпийских чемпионов Волосожар и Транькова в перспективе может превратиться в центр развития фигурного катания России. "Я думаю, это начало новой истории, - считает известный фигурист. - Сочи - столица Олимпийский игр, но пока не столица фигурного катания. Эту ситуацию хотелось бы изменить. Тем более что поддержка у школы серьезная - она была открыта при содействии на тот момент губернатора Краснодарского края Александра Ткачева (с апреля нынешнего года - министр сельского хозяйства РФ - Прим. ТАСС), министра спорта края Людмилы Черновой, и, конечно, тренера Татьяны и Максима Нины Мозер. Теперь мы все должны постараться в как можно более краткие сроки выйти на конкурентные позиции в стране".
"Мне здесь комфортно работать, - продолжил Урманов. - Здесь отличные условия, благожелательная обстановка, хорошие люди. Надо терпеливо двигаться дальше, и все получится. А уж терпению меня спорт научил".
Торжественное открытие школы олимпийски чемпионов Волосожар и Транькова прошло в Сочи 20 сентября прошлого года.

– Это было, как вы сами понимаете, не рядовое предложение, и над ним стоило как минимум хорошенько подумать, – ответил собеседник. – В итоге всех этих раздумий и пришло понимание – как поступить.
– Не могли бы вы пояснить ход своих мыслей чуть подробнее?
– Я достаточно долго анализировал как то, что так или иначе предшествовало этой ситуации, так и то, что происходит с Липницкой сейчас. И понял две вещи. Что, наверное, это правильный шаг со стороны Юли. И что я могу быть ей полезен.
– От вас не так давно ушла очень талантливая и многообещающая спортсменка – Николь Госвияни. То есть теоретически, как человек, понимающий, что такое терять спортсмена, и крайне щепетильный в вопросах этики, вы должны сейчас в большей степени быть на стороне тренера Липницкой, чем на стороне спортсменки.
– Позволю себе с вами не согласиться. Почему я должен быть на стороне тренера или ученика? Я прежде всего должен быть на своей собственной стороне. И думать прежде всего о своих интересах. Ведь спортсмен, который уходит, – неважно, от меня или от какого-то другого тренера, он о ком думает? О себе, правильно? И только потом – о том, от кого уходит. Более того, мне кажется, думать о себе в таких ситуациях правильно.
– Вам было очень больно, когда уходила Госвияни?
– Это не может быть не больно. Другой вопрос, что я прекрасно понимал, откуда, что называется, дует ветер. Это не было решением самой спортсменки. Это – немножко другая история.
– Вернуться Николь не пыталась?
– Пыталась. Дело в том, что не все было так просто. Уехав в ЦСКА, она травмировалась, потом травмировалась еще раз, провела довольно много времени в гипсе, после чего было очень сложно восстанавливаться: травма была серьезной. После этого Николь пыталась тренировать, но поняла, что это тоже получается не очень гладко. Потом она вернулась в Петербург к родителям, потом, насколько мне известно, уехала в Италию и собиралась просить российскую федерацию фигурного катания разрешить ей выступать за эту страну. Как все это сложится в дальнейшем, пока непонятно, но я точно знаю, что итальянцы еще не обращались в ФФККР по поводу Николь. Вот такая история.
– Многие беды спортсменов начинаются с того, что человек перестает понимать, что ему делать. Вам доводилось самому проходить через подобное?
– Да. У меня была очень серьезная ситуация, когда я переходил от Натальи Голубевой к Алексею Мишину. До сих пор помню все это, как сегодня. Я очень любил Наталью Витальевну. Мы многое прошли вместе, она очень многому меня научила, за что я безумно благодарен до сих пор. Мы работали вместе девять лет – сумасшедшее количество времени для спорта.
А потом… Может быть, просто устали друг от друга. Плюс – мой тинейджерский возраст. Я на все говорил "нет", постоянно гнул какую-то свою линию, Голубева же была очень требовательной. Обожала меня, но никогда не шла на поводу. Вот и нашла коса на камень. Помню, я вернулся с тренировки домой и сказал маме, что больше на каток не пойду никогда. Через какое-то время все улеглось, я вернулся, но уже – к Мишину.
– В одном из своих интервью вы сказали, что определенным образом повлияли на Мишина как на тренера. А был ли в вашей тренерской карьере спортсмен, который повлиял на вас?
– Я ведь уже достаточно давно в тренерской профессии – 14 лет. И всегда хотел видеть в своих спортсменах личность. У меня ведь были ученики, которые выходили на серьезный мировой уровень.
– Как раз хотела вспомнить о том, что чемпионом России Сергей Воронов впервые стал под вашим руководством.
– Чемпионат России Воронов выигрывал у меня дважды и очень прилично катался при этом. Вообще могу сказать, что когда спортсмен – личность, от такого неизбежно что-то берешь. Они все в той или иной степени нас, тренеров, учат. И ошибки мы делаем вместе.
– Просто далеко не все ваши коллеги готовы эти ошибки признавать.
– Это не всегда легко. Но это необходимо делать, если ты хочешь совершенствоваться в профессии дальше. Надо обязательно пытаться понять, почему произошла та или иная ситуация, что ей предшествовало, насколько ты должен поменяться сам, чтобы не допускать таких ситуаций в дальнейшем – и так далее. Лично я смотрю на тренерскую профессию именно так. И совершенно не готов пока выстраивать отношения со своими спортсменами по принципу: "Я – начальник, ты – дурак".
– Выдающийся тренер по плаванию Геннадий Турецкий сказал как-то, что ученик, выбирая тренера, должен полностью отдаться в его распоряжение. Не сомневаться и не спорить, теряя на этом время и энергию. Другими словами, не удлинять собственный путь на пути к успеху – только тогда этот успех становится возможен. Примерно как поступил в свое время Алексей Ягудин, который пришел к Татьяне Тарасовой и сказал: "Делайте со мной, что хотите. Я – ваш!"
– Абсолютно с этим согласен. Мы же говорим сейчас с вами не о маленьких детях, которые нуждаются в постоянной опеке родителей, а о зрелых спортсменах, которые сами принимают решение относительно своей жизни. Если ты пришел к тренеру работать, твоя задача – взять от него все, что он способен тебе дать. Возьми это и неси. Не хочешь или не можешь – значит, это возьмет кто-то другой. Есть великое, на мой взгляд высказывание о том, что человека невозможно чему-то научить. Он может только научиться. Сам. А мы можем только помочь в этом.

– Все тренеры мечтают о том, чтобы в неограниченном количестве иметь свой лед, и вы, знаю, не исключение. Неужели это действительно настолько принципиальный момент, что можно поменять место жительства, оставить в другом городе семью, как это сейчас происходит в вашей жизни?
– Я, честно говоря, вообще хотел бы иметь свой каток. Но это пока мечты. Что касается льда, все то время, что я работал тренером в Санкт-Петербурге, мне приходилось делить этот лед с кем-то еще. Иногда кроме меня на льду находились еще три-четыре тренера. Но у нас – индивидуальный вид спорта. Понятно, что льда на всех специалистов не хватает, но когда ты работаешь на высоком профессиональном уровне, ты должен иметь возможность работать только со своей командой. Это важно. Есть определенные периоды, когда ни один уважающий себя тренер не пустит на свою тренировку посторонних людей. Это нормально. Понятно, что иногда тренер может быть заинтересован в том, чтобы пригласить на тренировку журналистов, судей, друзей и родственников, маленьких детей, но у него обязательно должна быть возможность как открыть двери, так и закрыть их. А получается, что ты все время стеснен какими-то обстоятельствами.
– Это и было основным аргументом вашего переезда в Сочи?
– Одним из.
– И как сейчас выглядит эта работа?
– На льду я работаю один, если вдруг мне понадобится большее количество часов, ситуация это позволяет. Я, разумеется, хотел, чтобы вместе со мной поехали и те, кто занимался у меня в Петербурге, хотя отдавал себе отчет в том, что это малореально из-за не слишком взрослого возраста спортсменов. Так и получилось, причем я абсолютно понимаю в этом вопросе родителей и никого не осуждаю. Как показывает практика, мало кто готов серьезно менять привычную жизнь. К тому же к Сочи пока еще относятся настороженно. В итоге у меня работают сейчас спортсмены из других городов, которые выразили желание кататься под моим руководством.
– А тренерский штат?
– Он постоянно растет. С нового года должен подключиться еще один тренер из Москвы, есть специалист по ОФП, два хореографа, постоянно подъезжают самые разные специалисты из разных городов, словом, создалась своего рода сборная команда – такой молодой организм, который постоянно развивается. Со следующего года планируем организовать для фигуристов централизованный пошив костюмов – по этому поводу уже есть определенные мысли. С медицинским обеспечением тоже все в порядке – есть много спортивных специалистов, в том числе из Санкт-Петербурга, которые работают как в Сочи, так и на Красной Поляне. Словом, имеется все, чтобы нормально работать.
– Однажды я разговаривала с Тарой Липински о том, что такое выиграть Олимпиаду в 14 лет, и она сказала, что мало кто представляет, какой это ужас. С одной стороны, на тебя наваливается нечеловеческая популярность и груз чужих ожиданий, а с другой – у тебя все перестает получаться, меняется тело, начинаются конфликты с окружающими, и ты совершенно не понимаешь, что со всем этим делать. Состояние Липницкой вам в этом отношении понятно?
– Думаю, что да. Более того, я прекрасно понимаю, как работают все физиологические механизмы, какие спортсмен испытывает психологические стрессы, как меняется его поведение в группе и так далее. Информации на этот счет у меня накоплено более чем достаточно.
– С момента начала вашей работы с Липницкой у вас останется всего месяц до чемпионата России. Что можно успеть за месяц? И нужно ли вообще пытаться сразу что-то делать?
– Начну с конца: пытаться что-то сделать нужно всегда. Сразу. Месяц – это, безусловно, очень мало. Но по крайней мере мы можем успеть познакомиться, понять друг друга. Естественно, мне хотелось бы, чтобы это произошло с первой же тренировки. Но как показывает практика, такое происходит далеко не всегда.
– То есть быстрых перемен ждать не стоит?
– Новая метла, как известно, всегда по-новому метет. Естественно, мы будем делать что-то иначе. Может быть очень многое. Но для того, чтобы дело дошло до реальных перемен, мне нужно почувствовать человека. Понять, что именно считает самой большой проблемой он сам. Это такая работа, в которой все должно быть очень открыто, на полном доверии. Только тогда можно начать быстро двигаться вперед. Будем работать – это все, что я могу пока сказать.
– Как вы относитесь к достаточно распространенной сейчас практике международных лагерей – возможности приехать куда-то на стажировку вместе с учеником, посмотреть, как работают ведущие специалисты? Вам это было бы интересно?
– Вы даже не представляете, какую хорошую тему подняли. Очень правильную. У нас на катке в этом году Нина Михайловна Мозер совместно с ISU (Международным союзом конькобежцев. – Прим. Е.В.) провела десятидневный сбор для парного катания. Идея целиком и полностью принадлежала Мозер. Приехали пары из США, Швеции, Германии, Австрии, Чехии – девять или десять стран. Не могу сказать, что это были топовые пары, акцент в большей степени был сделан на юниорах, но все были в диком восторге от того, что за эти десять дней удалось сделать. Поэтому ответ здесь простой: да. Это нужно, это очень интересно, это дает очень большой эффект – особенно тем тренерам, которые знают свои слабые места и реально хотят научиться.
– Американские тренеры всегда были сторонниками того, что стабильность выступлений напрямую связана с тем, как часто спортсмен делает полные прокаты своих программ на тренировках. В России это не практикует почти никто. А какой точки зрения придерживаетесь вы?
– Не считаю, что катать программы нужно каждый божий день. Но при этом большое количество прокатов абсолютно необходимо.
– Я не случайно спросила об этом. В свое время ваш коллега Валентин Николаев рассказывал мне, что в советские времена существовали научные рекомендации, согласно которым фигуристам настоятельно предписывалось полностью катать произвольную программу со всеми прыжками не чаще чем раз в неделю. И что они с Галиной Змиевской одними из первых нарушили это правило: стали делать прокаты в несколько раз чаще, в результате чего олимпийским чемпионом стал сначала Виктор Петренко, а потом Оксана Баюл.
– Соглашусь с такой позицией абсолютно. Сам не раз сталкивался с ситуацией, когда физически сильный спортсмен оказывается не в состоянии "доехать" программу до конца. Потому что работа другая. Это не десять километров трусцой пробежать в одном темпе. Другой вопрос, что количество не должно становиться самоцелью. Сейчас даже американцы приходят к тому, что не надо катать программу на каждой тренировке, хотя я прекрасно помню времена, когда они делали это даже в день соревнований.
– Если бы у вас была возможность поработать с любым тренером мира, "пощупать" его методики, поучиться, кого бы выбрали?
– С удовольствием поработал бы с Виктором Николаевичем Кудрявцевым, более того, такая возможность у меня уже была. Мне кажется, мы говорим на одном языке, одинаково смотрим на какие-то вещи, я с полуслова воспринимаю все, что он объясняет. Но в каждую встречу с ним открываю для себя все новые и новые вещи в профессии.
Еще хотел бы поработать с Фрэнком Кэроллом. Мне он нравится.
– Чем?
– Профессионализмом, колоссальным опытом. А главное – своим абсолютным спокойствием. Это не так часто встречается в нашем виде спорта.