Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
О встрече мы договаривались заранее, еще когда Лена вовсю тренировалась в Детройте, прекрасно понимая, что ей выпал, возможно, последний шанс изменить течение своей спортивной жизни. С этой же темы начался наш разговор.
– Формально ваш с Русланом отъезд в США был представлен в конце февраля как кратковременная стажировка. Вы с Русланом хоть в какой-то степени испытывали опасения, что можете не сработаться с новым тренером?
– Скорее мы оба понимали, до какой степени нам обоим придется тяжело. Я, конечно, знала, куда еду, все-таки с детства каталась у Игоря и была знакома с его системой, но в реальности все оказалось совершенно не так, как я предполагала. Возможно все дело в том, что в детстве воспринимаешь происходящее не так серьезно.
– Рассказывая о своей работе у Шпильбанда вы не раз подчеркивали, что его система тренировок кардинально отличается от той, к которой привыкли вы. В чем заключается эта разница?
– Прежде всего в расписании, начиная с того, что вставать утром нам приходилось в 5.45. Когда мы с Русланом приехали в Детройт, у Игоря в группе полным ходом шла подготовка к чемпионату мира, и в шесть – шесть тридцать утра его танцоры уже делали прокаты. Для нас, как понимаете, само слово "прокат" является стрессом. Считается, что это требует определенного настроя, определенной подготовки. А там люди выходят и просто делают свою работу. В шесть утра? Значит, в шесть утра.
На каждый тренировочный день у Игоря существует очень детальный и четкий план для каждой из пар, причем к работе привлечено огромное количество специалистов. Только на льду их четверо, плюс – тренеры по ОФП, по поддержкам, по бальным танцам, по балету, плюс – мы еще приглашали хореографа из Франции. То есть с шести утра и до пяти часов вечера на протяжении трех месяцев у нас была расписана каждая минута, включая полуторачасовой отдых днем.
– Вы успевали за это время доехать домой?
– Очень быстро поняли, что дорога при таком режиме тренировок превращается в бессмысленную трату времени. Поэтому стали отдыхать на катке в специально оборудованной для отдыха комнате, а приготовленную дома еду брать с собой в контейнерах. Игорь сразу сказал, что постарается дать нам за эти три месяца максимум, и то, что мы сумели реализовать все задуманное, было, конечно же, очень круто.
– Согласитесь, в России хватает танцевальных школ с большим количеством самых разнообразных специалистов, но в массовом порядке даже близко не наблюдается такого результата, как в США и Канаде.
– Я очень часто в последнее время думаю о том, что тренер может сколько угодно вливать в ученика информацию, собственные знания, опыт, но если спортсмен сам не готов все это воспринимать и искать все новые и новые источники для совершенствования вне тренировочных рамок, никакого выдающегося результата не будет. Разница между российским подходом к тренировкам и американским, как мне кажется, заключается прежде всего в этом. А именно – в понимании, что тебе нужно в спорте. Я же вижу, как тренируются у Шпильбанда другие: пытаются на каждой тренировке вытянуть из всех специалистов максимум возможного. Помимо этого каждый где-то дополнительно занимается собственным развитием. Кто-то ходит рисовать, кто-то учит иностранный язык, кто-то берет дополнительные уроки танцев. И так ведь поступают не только те, кто катается у Игоря.
Дело ведь не в том, что российские фигуристы не хотят или не умеют работать. Просто сама наша система тренировок устроена так, что спортсмен приходит на каток и в лучшем случае делает все то, что ему говорит тренер. Тренировка закончена – все вздохнули с облегчением и разошлись по своим делам. В Америке я, например, впервые поймала себя на мысли, что начала получать колоссальное удовольствие от работы, при том, что у нас с Русланом действительно очень тяжелый график тренировок. В субботу и воскресенье у нас выходные дни, и мне до такой степени не хватает в эти дни тренировок, что я записалась в секцию бокса. А главное – реально стала жить тем, что происходит на льду и с удивлением поняла, что чем больше работаю, тем меньше устаю.
– Не опасались, что подобную нагрузку может не выдержать ваш партнер?
– В один из выходных дней я намеренно вывела Руслана на этот разговор – мне было интересно, как он сам оценивает происходящее. Стала говорить, что в Америке, конечно же, тяжело, что приходится много работать. А он вдруг отвечает: "Так это же круто!"
– Что изменилось в вас за эти три месяца?
– Прежде всего, мысли и отношение к работе. Другими словами, я очень четко поняла, как нужно работать, если хочешь продолжать развиваться, как спортсмен. И побеждать, разумеется.



– Когда в январе вы приезжали на переговоры к Шпильбанду в Братиславу, вас не смутило, что тренер не был готов гарантировать вам стопроцентное участие в тренировочном процессе?
– В глубине души конечно же это смутило. Это, собственно, и было главным поводом для сомнений: останемся мы в Америке по истечении трех месяцев, или нет. Будет ли нам хватать тренерского внимания. Ведь когда мы работали со Светланой Алексеевой и Еленой Кустаровой в Москве, успели привыкнуть к тому, что тренеры возятся с нами, как с собственными детьми – мы всегда будем им за это признательны.
На самом деле за три месяца работы в Детройте недостаток внимания к себе мы не ощутили ни разу. У Игоря очень профессионально выстроена вся система: даже когда он сам находится на соревнованиях за пределами Детройта, подерживает связь по электронной почте или по телефону со всеми своими спортсменами, если нужно вносит какие-то коррективы в тренировочные планы. В самой же работе, как я уже сказала, задействовано очень много людей. Например, жена Игоря Эдрианн занимается с нами твиззлами и вращениями по часу каждый день. Снимает все элементы на камеру, детально разбирает их. Скольжением занимается еще один тренер.
Еще я безумно рада, что нам удалось поработать с Фабьяном (Фабьян Бурза – двукратный чемпион Европы в танцах. – Прим. Е.В.). Раньше, когда он с Натали Бурза и мы с Никитой Кацалаповым катались у Александра Жулина, Фабьян всегда помогал нам с поддержками. У него это так хорошо получалось, он так здорово все объяснял, что мне было интересно: станет он по окончании карьеры тренером, или нет. Сейчас он стал потрясающим специалистом. Знает о фигурном катании такие вещи, которые многие просто не замечают. А главное умеет правильно объяснить даже те элементы, которые никогда не делал сам. Сказал даже мне однажды: мол, к сожалению, очень многие вещи спортсмен начинает понимать уже после ухода из спорта, когда становится поздно что-то менять. И что именно поэтому он сейчас относится к нам с Русланом так строго.
– В какой момент было принято решение, что вы продолжаете работать со Шпильбандом в Детройте уже официально на постоянной основе?
– Этот разговор у нас состоялся в самом конце пребывания в Америке. По ходу этих трех месяцев мы, разумеется, обсуждали с Русланом собственное будущее, но нечасто: на разговоры толком не было времени.
– Но хоть раз задумывались о том, что будете делать, если закончатся деньги?
– Если честно, то нет. Мы ведь прекрасно понимали, что работа идет хорошо, что нами доволен Игорь, а раз так, то нет смысла беспокоиться и насчет финансирования. Видели и то, что на нашей подготовке никто не стремится сэкономить: когда для постановки произвольной программы понадобилось пригласить хореографа из Франции, это было сделано. Так что подсознательно решение о продолжении нашей совместной работы с Игорем само по себе сложилось у всех заинтересованных лиц.
– И когда очередной "контрольный" срок?
– А никаких сроков нет. Загадывать что-то наперед я не вижу смысла, все-таки жизнь спортсмена – достаточно непредсказуемая штука, а в плане работы нам еще развиваться и развиваться.
– Кто предложил идею произвольной программы и можно ли ее озвучить?
– Озвучить пока нельзя, а предложил Игорь. Произошло все достаточно неожиданно: мы много думали об этом, но решение никак не находилось. Один вариант казался невыигрышным по музыке, второй слишком заезженным, в отношении третьего возникали опасения, что программа "не ляжет" конкретно на нас с Русланом. Продолжалось это так долго, что я была уже на грани истерики: элементы есть, связки есть, а произвольным танцем и не пахнет. А когда Игорь вернулся из Бостона, он принес на каток музыку и сказал, что видит нас именно в этой теме.
Мне поначалу было дискомфортно, скажу честно. Все-таки я в большей степени привыкла к тому, что инициатива в выборе программы исходит обычно от меня. Но подумав, я пришла к выводу, что Игорь прав. Если экспериментировать со стилями, то когда как не в этом сезоне? Ну а там уж посмотрим, что из этого получится.



– Ваш короткий танец, насколько мне известно, был поставлен достаточно быстро, но в связи с этим возникает вопрос: зачем при двух уже готовых программах вам понадобился Антонио Нахарро, к которому вы сейчас собираетесь в Мадрид?
– Мне бы очень хотелось поработать с Антонио над движениями, получить дополнительный заряд хореографических эмоций, возможно добавить в обе программы какие-то "вкусные" штрихи. Все-таки блюз – очень своеобразный танец. Мы однажды танцевали с Антонио на корабле, когда он приезжал в Москву, и я показывала ему город, и как раз тогда я очень остро поняла, в чем должна заключаться истинная суть этого танца.
– И в чем же?
– В том, что на месте танцующих должен жаждать оказаться каждый, кто видит танец со стороны: чтобы женщины отчаянно завидовали партнерше, а мужчины – партнеру. Но для этого, согласитесь, танец вообще не должен восприниматься как спортивная программа. И вот этому уже способен научить далеко не всякий постановщик.
Вопрос о работе с Нахарро решался, разумеется, совместно с Игорем, он тоже высказался в пользу такого решения. Тем более что речь идет не о каком-то периоде, вырванном из тренировочного графика, а о том, что в Мадриде мы с Русланом просто проведем часть своего отпуска. Антонио сейчас ставит очередной спектакль в мадридском балете, который возглавляет, мы сможем работать с ним прямо в театре, а параллельно уже нашли лед для занятий, так что насчет нашего приезда все уже договорено.
– Для тех, кто занимается в группе Шпильбанда, ваши программы тоже являются секретом?
– Конечно же нет.
– А в чем тогда смысл скрывать свой выбор от остальных?
– По своему опыту знаю, что как только тема программы становится известна российским болельщикам, в интернете тут же начинается истерика, причем большей частью негативного характера. Люди начинают обсуждать, что музыка никуда не годится, что программа получится неудачной и наверняка провалится, что надо было брать более проверенные варианты – и так далее. Ну и зачем нам раньше времени нужен чужой негатив? В Америке спортсмены вообще не стремятся держать постановки в тайне. Мэдисон и Эван, например уже публично озвучили музыку, выбранную для произвольного танца и получили по этому поводу множество восторженных откликов. Тут вообще принято поддерживать тех, кто не боится пробовать что-то новое, и даже судьи, когда приезжают на каток просматривать программы, говорят спортсменам исключительно позитивные вещи. Все, что не понравилось, вызывает сомнение или требует доработки, озвучивается только тренерам. Мне кажется, это правильно.
– До сих пор не могу найти ответ на вопрос: почему в Америке и Канаде у одного и того же наставника могут успешно тренироваться сразу несколько сильных пар, в то время как в России такая ситуация исключена в принципе?
– Думаю, все упирается в то самое отношение к тренировкам. Если спортсмен понимает, что должен развиваться самостоятельно, а тренер – всего лишь инструмент, то какая разница, кто катается с тобой рядом? В плане тренерского внимания все находятся в абсолютно равных условиях: всем ежедневно рассылаются тренировочные планы на следующий день, любой пункт можно обсудить и откорректировать, никто никому не мешает: кто-то работает на льду, кто-то – в зале в акробатом, кто-то занимается хореографией.
– Как, кстати, обстоит дело с вашей акробатической подготовкой?
– Гораздо лучше, чем было раньше. На протяжении этих месяцев мы работали с тем же самым специалистом, с которым занимались поддержками и в Москве. Просто одно дело – работать над поддержками две недели раз в году, и совсем другое, когда занятия акробатикой системны и проводятся каждый день по часу и больше. У нас с этого начинается утро: акробатическая разминка и работа над поддержками в зале, потом на льду – с Фабьяном. Он всегда сначала пробует сделать каждую новую поддержку со мной сам: чтобы убедиться, что все движения удобны и безопасны.
– Вы уже планировали, на каких соревнованиях хотели бы выступить до начала "Гран-при"?
– Да. На ближайшие два месяца у нас детально распланированы все тренировочные прокаты обеих программ, потом обязательно хотели бы съездить проверить себя на какой-нибудь турнир категории "Б". Но перво-наперво нужно подготовиться к прокатам в Сочи.
– В какой степени готовности вы планируете там быть?
– В максимально-возможной. Понятно, что это будет тяжело, но такая задача стоит. Тем более что все "челенджеры" и "бэшки" будут проводиться примерно в те же сроки.
– В чисто бытовом плане ваша жизнь налажена? Я имею в виду медицинскую страховку в том числе.
– Страховка есть, есть специалисты по массажу и физиотерапии. Пребывание в Америке, кстати, учит совершенно иначе относиться к собственному здоровью. Если в России ты привыкаешь, что массажист и доктор постоянно находятся на катке, то тут этого нет. Здоровье – твоя собственная проблема. Если возникает необходимость, ты должен сам позвонить, договориться. Соответственно должен сам уметь объяснить, что именно тебя беспокоит. Это тоже сильно дисциплинирует, заставляет гораздо внимательнее прислушиваться к собственному телу.
В остальном же… Знаете, я на самом деле очень боялась уезжать из Москвы. Все-таки здесь мама, брат, бабушка, друзья, привычный уклад, к которому как ни крути, очень сильно привыкает любой человек. Когда села в самолет, в голове, помню, крутилась строчка Владимира Высоцкого: "Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю!" А когда мы с Русланом приземлились в Детройте, и пассажиры стали выходить из самолета, я вдруг почувствовала, что улыбаюсь. Наверное поэтому все бытовые неурядицы если и случаются, то совершенно не создают проблем.